на «бывалом» все бывает – на «спокойном» все спокойно

Были в составе 7-ой оперативной эскадры Северного флота в конце семидесятых годов два эскадренных миноносца проекта 56 «Бывалый» и «Спокойный».

Это были корабли из первой серии эскортных кораблей спроектированных нашей промышленностью после Великой войны. В первых числах мая 1954 года иностранными разведчиками с посещавших Ленинград на морских судах был сфотографирован необычные корабль, получивший впоследствии в иностранных справочниках название «KOTLIN». А в журнале военно-морских сил США «Просиденс» он был сравнен по своим характеристикам с выпускавшимся тогда большой серией эскадренным миноносцем типа «Гиринг». Не все характеристики оказались в пользу американского корабля.

По своим тактико-техническим характеристикам эсминец типа «Спокойный» в то время наверно не имел себе равных – по всем заводским расчетам скорость хода экономичная составляла 14,3 узла (при дальности плавания 3880 миль), полная скорость 38 узлов (дальность плавания – 642 мили), скорость заднего хода – 14 (19) узлов. Автономность: по провизии – 45 суток, по воде 10 суток, по мазуту – 4 суток.

Вооружение:

Артиллерийское - 2х2 – 130 мм стабилизированных полуавтоматических артустановок главного калибра «СМ-2-1» общим боезапасом 850 выстрелов + 200 выстрелов перегруз. Дальность стрельбы до 27,8 километров, по высоте 21 километр. Скорострельность 14 выстрелов в минуту. Зенитные автоматические установки «СМ-20-ЗИФ» 4х4 - 75 мм, общий боезапас 17200 патронов + 5200. Дальность по высоте – 6,7 км, общая дальность  - 11км.

Минно-торпедное – два пятитрубных 533мм торпедных аппарата ПТА-53-56, шесть бомбометов БМБ-2. На корабле можно было разместить 36 больших мин типа АМД-1000 или 50 малых мин и защитников.

Всего на Северном флоте в то время числилось пять таких кораблей, но два были в ремонте, один в консервации и в боевом составе флота, в так называемой первой линии находились всего два эсминца. Большинство из этих кораблей имели солидный опыт жизни – более 20 лет, многие на других флотах прошли модернизацию и получили на вооружение современные ракетные и противолодочные комплексы. Но «Бывалый» и «Спокойный» выглядели так, словно вчера сошли со стапелей Ленинградского и Николаевского заводов. Время не коснулось их своей неизбежной рукой.

Любой выход в море для них был на уроне подвига и поэтому большую часть времени они стояли у самого дальнего на эскадре причала, видимо для того что бы своим неказистым видом не портить настроение командование, которое любило все новое и красивое.

Рассказывали, что «Спокойный» то ли сам участвовал в испытаниях ядерного оружия на Новой земле, то ли стоял рядом с другим кораблем испытавшим на себе ядерное оружия. Но крысы в таком изобилии водившиеся на других кораблях на «Спокойном» не жили. На канаты крепившиеся к «собрату» «Бывалому» матросы даже не ставили противокрысинные отбойники. Сам неоднократно видел, как крыса перебежав по канату с «Бывалого» на «Спокойный» крутанувшись по палубе тут же с огромной скоростью ретировалась восвояси.

«Радиация блин – это не фунт изюму! Не терпит их организм таких излучений» - с гордостью за свой корабль говорили бывалые матросы.

«А как же люди?» - спрашивал волновавшийся за свое здоровье, только что прибывший на корабль лейтенант.

«А что люди? К нам назначают только тех, кто может хорошо принимать на грудь – офицеров, мичманов, матросов. А против корабельного спирта любая радиация бессильна. Вон посмотри на штурмана – трезвым и не увидишь. А артиллерист? Механик? Старпом? Да в общем сам увидишь. Жить захочешь – станешь пить. Против науки не попрешь! Служить на «Спокойном» - это как на фронте в боевых условиях» - и махнув рукой уходили от обалдевшего от такой корабельной науки лейтенанта.

И вообще судьба «Спокойного» была типичной судьбой первого корабля в серии. Самые долгие испытания, до почти полного износа механизмов, а затем длительная консервация. Поставили в середине пятидесятых, а вспомнили лишь в середине семидесятых.

Пришла на флот директива Главного штаба ВМФ расконсервировать эскадренный миноносец «Спокойный», чего это он такой сякой, так долго не приносит пользы родному Советскому Государству.

Флот повздыхав от такого двадцатилетнего «подарка» приступил к выполнению директивы. Дано указание в кадры и на завод, срочно назначен командир корабля, набран полный штат офицеров, мичманов и матросов, которые начали проводить целый ряд положенных в таких случаях действий по расконсервации корабля.

С помощью всего флота корабль расконсервировали, и он был отправлен на Кронштадтский судоремонтный завод для прохождения положенного капитального ремонта. А капитальный ремонт корабля в Советское время - это такое действие, которое невозможно описать словами, не хватит ненормативной лексики для описания процесса.

За долгие 20 лет консервации машины и механизмы корабля почти полностью сгнили и пришли в полную негодность. Прогнили переборки, и лишь внешний корпус корабля был крепким и надежным. Военная мысль за долгие 20 лет не стояла на одном месте и практически все корабли этого проекта уже давно прошли модернизацию, получили новые более современные механизмы и вооружение. «Спокойный» же остался таким каким он был построен 20 лет назад. На флотах с огромным трудом нашли специалистов, которые еще помнили это старое вооружение и технику. Собрали со всех флотов ветеранов, и они с грехом пополам обучали молодых матросов уму разуму и тому, что еще помнили со тех незапамятных времен.

О модернизации кораблей и особенно о ремонте кораблей в судоремонтных заводах Советской поры можно писать целые романы.

Начинался на корабле судоремонт как правило интенсивно – корабль быстро разбирали на запчасти, бригады работали и днем и ночью и в течении нескольких дней, механизмы разбирали, что-то снимали, уносили куда-то вроде для их ремонта, а потом все разобранное бросали, как бы забывая о корабле и он долго стоял заводе в разобранном состоянии, блестя поржавевшими частями. Экипаж расхватывали на другие плавающие корабли, сюда же списывали пьяниц и разгильдяев, которых держать на плавающих кораблях было опасно.

Снятые запчасти и вооружение использовались на кораблях, которые готовились уже к выходу из ремонта. Партия в лице командования флота бросала все наличные силы завода на другой корабль, более важный и перспективный и стоящий в графике выхода из завода более ранними сроками. А остальные корабли разобранные стояли долгие годы, пока кто-то из флотского руководства о нем не вспоминал или в графике руководства не подходил его срок, и тогда выдавалась строгая директива Главкома, что бы к Новому году корабль был готов.

Наличные небольшие силы ремонтного завода перебрасывались на указанный сверху корабль. Полупьяные и замученные многочисленными указаниями работяги с руганью и матом бросались на сборку указанного свыше корабля. Кое какие механизмы были уже безвозмездно утеряны, кое что поставлено на другие корабли (если подходило). И тогда в ход на разборку шли корабли прибывшие позднее в ремонт и их оборудование и вооружение.

К концу 1973 года корабль был снова сляпан, то есть собран из разнообразных механизмов и даже был способен на короткое время дать небольшой ход. Приемная комиссия подписывала соответствующий акт, что бы «гегемон» мог по итогам года получить премиальные. А иначе, как говорили с придыханием начальники возможна новая Пролетарская революцию и тогда……. Ну в общем что бы случилось можно только догадываться, но предновогодняя суета на судостроительных и судоремонтных заводах была самая горячая пора.

Клятвенно божась и давая честное партийное слово сразу после Нового года все закончить доделать, достроить, доставить - заводское руководство, военная приемка, представители различных проектных институтов, наблюдающих за ремонтом и модернизацией - вынуждали командиров кораблей подписывать акты приемки совсем неготовых кораблей. После Нового года перед заводу ставились уже совсем другие задачи и дело доведение ремонта корабля до логического конца и ввод «отремонтированного» корабля в боевой строй - становилось делом командира и самого экипажа.

Нет, конечно завод участвовал во всем этом, но уже неофициально и так сказать на коммерческих условиях. Корабли получали спирт, назвавшийся на флоте «шило». Так вот за это «шило» в зависимости от выделяемых объемов что-то доделывалось на корабле. Дополнительно еще завод доделывал за выделение на заводские работы матросов с корабля. Утром после подъема флага к кораблю приходили заводские мастера: «Токари, шлифовальщики, слесаря, плотники есть?» Вздыхая и охая командование корабля выделяло заводу нужных специалистов, обговаривало на ходу, а что за это корабль будет иметь с завода.

К весне надо было успеть, что-то сделать «кровь из носа». Ведь на отремонтированных кораблях начинаются заводские испытания, и полным ходом должна идти сдача кораблем установленных курсовых задач.

Такой же путь прошел и «Спокойный». Его разобрали и бросили. Затем забрали с корабля часть экипажа, который еще что-то знал и на корабль начали прибывать горькие пьяницы, пропойцы, хулиганы и порой даже просто бандиты со всего Северного флота. Офицеры корабля тоже не отличались высокими знаниями материальной части и отменным поведением. И гудел несколько лет весь Кронштадт от похождений матросов и офицеров со «Спокойного». Комендатура уже не брала на гауптвахту матросов, а комендант узнав, что очередной «залетчик» со «Спокойного» отправлял провинившегося назад на корабль: «Пусть сами своих негодяев воспитывают. Они все там друг друга стоят. У них там хуже, чем на «Губе» - пусть сами воспитывают».

Так прошло долгих четыре года, когда по плану Главного штаба ВМФ вдруг выяснилось, что ремонт корабля должен быть закончен в кратчайшие сроки и по весне корабль должен убыть на Северный флот.

Завод бросил на корабль все наличные силы. На корабль загружались механизмы и вооружение с разобранных рядом «Светлого» и «Находчивого». Кое что удалось найти прохудившееся, но родное.

На Новый года как положено командир подписал как положено акт приемки. В нем же расписалась вся упоенная в усмерть заводом приемная комиссия. Ну а после Нового года экипаж бросился собирать то что не дособирали заводчане. Модернизации никакой не проводилось и корабль в отличии от стоящих рядом братьев имел такой же вид, как и в 1953 году, когда спускался на воду. Открытый и продуваемый всеми ветрами ходовой мостик очень хорошо подходил для плавания в северных широтах. Хотя старые, но надежные орудия придавали отремонтированному кораблю грозный вид.

«Главное корабль хорошо покрасить – тогда остальное не так видно» - приказал командир и все силы увольняющихся в запас весной матросов были брошены на покраску. Корабль был покрашен ударными темпами за три дня. Блестело все от клотика до киля. Красиво было отмаркировано название корабля на корме. Проходивший мимо на катере командующий ленинградской военно-морской базой адмирал Леоненков был поражен красотой, свеже покрашенного корабля и потом в течении длительного времени ставил в пример другим командирам так понравившийся ему корабль.

Командир же получил от адмирала благодарность, и решил еще улучшить покраску. Но как известно, что лучшее враг хорошего! И произошло ЧП, которое потом вошло в анналы истории корабля и всего Северного флота. За борт спустили на специальном покрасочном плотике молодого матроса и тот не видя общей картины мазанул шаровой краской букву «С» в названии корабля, ну недоглядел куда и что мазал (ветер, холод), а может кто-то отвлек. Он-то не видел общей картины, но когда со стоящего рядом «Светлого» передали семафор командиру: «Поздравляю командира «Покойного» с присвоением нового названия кораблю».

Командир а вместе с ним все офицеры и боцман полетели на корму смотреть название. На борту корабля на весь Кронштадтский рейд четко белело на шаровом фоне название корабля оттененное славянской вязью «ПОКОЙНЫЙ».

Командира еле отпоили валидолом, замполит начал по партийной линии выяснять что-то о происках иностранных разведок и потенциальных врагов из НАТО. Злополучный матросик конечно же был разыскан, и наказан по комсомольской линии. На Родину пошло письмо о его нерадивой службе. Но на флоте за кораблем твердо закрепилось новое название «Покойный».

Пришла весна, а вместе с ней наступил период выходов корабля в море на различные испытания, и вот тут-то выяснилось, что трубки всех котлов текут, поддоны прогарают, механизмы еле работают и вообще, что корабль вместо положенных 35 узлов может с трудом и опасностью для обслуживающих машины матросов дать всего 15 узлов и то на непродолжительное время.

Доложили обстановку на Северный флот - но деньги на ремонт были уже израсходованы. И тогда командование флота приняло «соломоново решение» – перевести корабль на Северной флот, а здесь уже разбираться на месте кто и в чем виноват, и что делать дальше с этим «Покойным».

Обеспечиваемый двумя буксирами (специально для этого посланными с Северного флота) «Спокойный-Покойный» с огромным трудом прибыл в Североморск. На эскадре долго не думали и поставили его подальше от начальственных взглядов, что бы видимо не портил вид и настроение руководству. Корабль занял свое законное место у 12 причала, рядом с кораблем этого же проекта «Бывалым», который так же скрывался подальше от начальственных глаз.

На корабле окопался штаб 170 бригады. Удобно - корабль с вымпелом, то есть морские платят исправно, питание самое хорошее (повара из лучших ресторанов Тбилиси и Еревана – специально подбирались зам НАЧПО), в море ходить не надо на нем. И началась веселая жизнь. Списанные офицеры кутили в Североморске, матросы пьянствовали и хулиганили на корабле и в полной мере освоили североморскую гауптвахту.

Командир и замполит были бессильны, что либо изменить и катились по ветру изображая иногда на виду у начальства кипучую деятельность – играли тревоги. Старпом, когда был трезвым, строил экипаж и разучивал принятие стояки «смирно» с матросами и офицерами на 24 счета. Замполит без конца проводил комсомольские и партийные собрание и разбирал поведение пропившихся и нахулиганивших. Давал провинившимся 35 китайское предупреждение и ставил на вид, ибо исключив провинившихся из партии или комсомола он терял свою партийную дубину, которую можно было каждый раз опускать по новой на темечко провинившимся.

В общем корабельная жизнь на «СПОКОЙНОМ-ПОКОЙНОМ» шла своим чередом. Вечером, когда командиры и замполиты улетали к своим ненаглядным чадам и не менее любимым женам, обеспечивающая смена офицеров и мичманов со «СПОКОЙНОГО» и «БЫВАЛОГО» дружно выдвигалась в один из местных ресторанов «Океан» или «Чайку» в зависимости от настроения и пристрастий участников и отрывались по полной программе ибо помнили, что радиоактивность с «ПОКОЙНОГО» можно лечить только одним способом.

В 1977 году на эсминец «СПОКОЙНЫЙ» командиром БЧ-4 (боевой части связи) был назначен я - молодой и очень гордый первой самостоятельной должностью капитан-лейтенант, списанный за строптивость на эту высокую должность с новейшего авианосца «Киев».

Дежурный по кораблю долго мялся не зная кому представить, а затем позвонив по телефону проводил меня в каюту командира БЧ-2. Командир БЧ-2, старый и опытный по возрасту был лет на 10 старше меня. Командира и замполита на корабле почему-то не было, а старпом практически никогда не сходивший с корабля – спал закрывшись в своей каюте. Командир Б-2 сидел развалившись в кресле в грязноватом кителе с помятыми от сна погонами. На вид ему было лет 35, и на его круглом и еще не отошедшем от сна лице светились удивительной голубизны молодые с небольшой хитринкой глаза.

«Капитан-лейтенант Мамай, по кличке Хан. С ридной неньки Украины, а ты откель будешь молодой?

Я не обиделся, что он назвал меня молодым, тем более, что капитан-лейтенанта я действительно получил недавно: «Сам с Эстонии родом, а переведен к вам с «Киева».

 «Да ты шо? З самого «Киева? Непонятно? Шо пропился ты али кому поперек глотки встал на своем «Киеве»? Ты сидай хлопче не стесняйся разговор у нас будет долгим, тем более что нам есть что рассказать друг другу, а в ногах правды нет» - ответил он мне с небольшим, но приятным и мягким украинским акцентом.

«Да вроде нет. Пью – но вроде в меру по праздникам и с друзьями и стараюсь не перебирать. Ну а с командованием действительно не все было нормально» - ответил я присаживаясь на стул к его заваленному различными специальными книгами и журналами столу.

«Значит «декабрист»! С новенького «Киева» такого блестящего офицера, без единой вмятинки - так просто к нам на «ПОКОЙНЫЙ» нэ спишут» - он оглядел с восторгом мой новенький и поглаженный китель со свежеподшитым подворотничком – «У нас здесь такая тихая заводь будущих пенсионеров, чтобы попасть к нам - надо очень хорошо заслужить. Ну рассказывай, что, как и почему?» - подытожил он мой ответ.

«Да уж блестящей только в некоторых местах» - сыронизировал я. Мне не хотелось при первом же знакомстве открываться незнакомому, хотя и вызывающему доверие офицеру, да и если честно говорить, то не хотелось вспоминать последние дни службы на «Киеве», унесшие массу нервов - «Да чего рассказывать, вроде нечего. Жаловаться на судьбу не хочется, а вспоминать, то дерьмо в котором побывал тоже. Старпому представиться наверно надо, если командира нет?»

«Погодь молодой – успеешь, времени до вечера полно. Сейчас за старпома я, а старпом будет к ужину, когда мы будем праздновать твое назначение. Ведь ты не против, чтобы мы его отпраздновали? Значит говоришь в ссылку к нам прибыл – такие у нас недолго держаться. Кого же ты там так достал до печенок, что тебя на «Покойный» списали?» - опять он произнес непонятное мне название корабля.

Я привык к тому, что все корабли на флоте имели свои прозвища. Так «Киев» на Севере прозвали «Крокодилом», «Александра Невского» звали нежно «Сашей», «Прозорливый» за что-то называли «Тещей», крейсер «Адмирал Сенявин» называли «Сенькой».

 – «Ну да ладно не хочешь говорить не надо, и так все узнаем - флот слухами полниться. Давай тогда связист по одной за хорошее знакомство не пьянки ради, а здоровья для!»

Он достал из сейфа полупустую бутылку спирта, два немытых стакана и две баранки. Я обратил внимание, что на бутылке была крупными кранными буквами надпись «Яд! Опасно для жизни!» и над всей надписью красовались черный череп с костями.

«Нет если баранки конечно тебе не подходят, то я сейчас дам команду в кают-компанию и нам стол здесь накроют и бутерброды принесут» - спросил он глядя мне в глаза и опять чему-то улыбаясь.

«Проверяет наверно! Пью я в рабочее время или нет?» - подумал я и решил на всякий случай отказаться.

«Как-то непривычно пить с утра - вроде рабочий день только начинается. Мне еще с подчиненным познакомиться надо. А потом командир прибудет на корабль или старпом и им представиться надо бы. А если я выпивши?» - с каким-то сомнением проговорил я отодвигая уже налитый на четверть стакан.

«Ну как знаешь. А вообще одобряю!»  - проговорил он, опрокидывая в рот свой стакан – «Будь здоров связист. Поздравляю с прибытием на «покойный» - не жалей – все хорошо будет. Корабль классный и люди на нем тоже. А командир будет только завтра и замполит заодно. Не любят они на корабле сидеть. Кстати ты член партии?».

Он занюхал одну баранку, покрутил на пальце вторую. Лицо его покраснело слегка, глаза еще сильнее поголубели и стали похожи на яркие васильки, а лицо стало выглядеть более довольным.

«Да нет не член. Из комсомола выбыл по возрасту два месяца назад, а в партию не вступил пока. За это в штаб флота и не взяли» - улыбнулся я виновато глядя на его.

Он даже присвистнул, глядя на меня с повышенным вниманием: «Ну ты даешь связист и как тебя только в связистах держат? В штаб захотел. Ведь вы самые секретные люди – как тебе только доверяют быть связистом. Непонятно и преступно со стороны кадров и ваших связных органов. Как наказывать-то тебя будет замполит и в его лице вся наша КПСС? Непорядок! Вот на штурмана и механиком то накладывают выговора, то снимают. Партийная работа называется. Замполит каждый раз угрожает в следующий раз отобрать партбилеты. И все нормально. А вот тебя как наказать, за что ущипнуть, как укусить побольнее? Не знаю, как ты будешь у нас служить?».

Он с сомнением покачал головой, как будто сильно переживает за замполита, и сделав сосредоточенным лицо, посмотрел на меня, опять улыбнулся, и опрокинул в рот стоявший на столе мой стакан, и даже не поморщился. Опять занюхал старенькой баранкой, а вторую опять покрутил с чувством на пальце.

Видимо уже умиротворенный принятой дозой он стал философствовать: «Как правило, декабристы-специалисты хорошие, но ершистые по натуре и сложно уживаются с нашим дерьмовым командованием. Кораблей сейчас новых много строится – вот скоро и тебя или призовут под новые знамена или сбежишь ты при первой возможности на берег. У нас здесь болото. Ну а нет, так сопьешься с нами за компанию – тогда здесь до пенсии будем трубить службу. Вот только тебе в партию вступить надо – что бы в конце концов исключили. А так как-то нехорошо» - улыбаясь сказал он и снова налил себе еще одну четвертинку стакана.

«А где моя каюта, куда вещи кинуть?»

«Вещи пока кидай у меня вот здесь под стол. Верхняя койка пока не придет из отпуска минер твоя. С твоей каютой проблема – штурман чудит никого не пускает».

Выпив третью дозу Мамай прилег поудобнее на нижнюю койку, сложил руки на животе и уже засыпая стал рассказывать: «У нас штурман - Володя Голицын - вроде княжеских кровей, хороший парень – умница в штурманском деле, кличка «Князь». Закончил Каспийское училище и классы с красными дипломами – и после классов был назначен флагманским штурманом бригады. Отмечали его назначение всей бригадой в «Океане», и как назло туда зашел комендант Североморска с женой поужинать. Ну Володя-то его не знал (он перевелся с Каспия) и пригласил комендантшу на танец, а коменданту это показалось хамством. Не понял юмора он, а уж флотских и в грош не ставил. Поставил штурмана по стойке смирно, и стал распекать на весь ресторан при всей партикулярной сволочи с применением матерных выражений.

Я поудобнее расположился рядом с ним в кресле вытянул ноги, снял ботинки и расслабился, а он продолжал свой рассказ о штурмане: «Володя слушал коменданта, слушал, а потом по морде хрясь - по своим наверно княжеским понятиям. Крик, вопли, комендантша в соплях, комендант орет, как зарезанный поросенок - мол сгною, посажу. Набежали патрули – сам знаешь при ресторанах, они пасутся постоянно. А тут как назло в патруле армейцы были, а они флотских ужас как не любят, как впрочем и мы их. Скрутили бедного Володю, и на гауптвахту отволокли.

Я пригрелся в теплой каюте, и стал потихоньку засыпать, сидя в удобном кресле и сквозь легкую дрему до меня доносился глуховатый голос Хана.

«Ну а утром приказ командующего назначить его на «Покойный» то есть к нам. Флагманский штурман флота потом сказал, что с трудом отмазали от трибунала. Вот с тех пор на «Покойном» и служит, ну и пьет у нас горькую. Здорово пьет. На берег теперь практически не ходит, женщин не переносит вообще, как впрочем и комендантов да и командиров с замполитами тоже особо не жалует, вот и живет на корабле. Написал по приходу сюда рапорт поставить в очередь на квартиру, а зам с командиром ему отказ – мол неженатых не ставим на очередь. У тебя каюта есть – живи на корабле. Вот с тех пор каюта – дом его, а замполита и командира только с ордером на обыск пустить обещает. Меня приглашает изредка и механика, но больше никого. Врезал себе какой-то чудо замок финский, и никто кроме него войти в каюту не может. Хороший хлопец – душевный, но в основном пьет один, а это уже плохо! Выпивает даже корабельные компасы по надобности – в море то не ходим. Получку получит – сразу мичмана за парой ящиков водки, да в ателье костюм новый заказывать – бзик у него на костюмы, каждый месяц после получки шьет новый. Копит, копит, а потом выбрасывает за борт и по новой шьет. Две недели пьет он свои ящики, потом компасы, а потом служит. Комбриг даже его в минуты просветления в море берет с собой ибо лучше его штурмана нет на эскадре. Но каждый месяц получка, и все начинается по новой ….. Ему бы получку раз в год выдавать – лучше бы офицера на эскадре не было».

Мамай стал потихоньку засыпать, речь его то затихала, то как-то увеличивалась в децибелах, и через некоторое время  раздалось мерное сопение и несильный храп. Я встряхнулся, забросил свою сумку на верхнюю под стол, потихоньку задернул занавески у койки, и вышел из каюты потихоньку прикрыв за собой дверь.

Выйдя из каюты командира БЧ-2 я попал в небольшой тамбур в который входило несколько кают. На каждой из них горели блеском надраенные таблички на которых были написаны должности жильцов. Я стал их читать. Между каютами замполита и командира БЧ-2 и БЧ-3 горела табличка с надписью Командир БЧ-1, БЧ-4.

«Ну вот здесь я и буду жить» - подумал я и на всякий случай постучал.

Из каюты не раздалось ни звука, казалось, что там никого нет.

«Наверно спит» - подумал я вспомнив рассказ Мамая и пошел исследовать другие каюты и знакомиться с обитателями этого странного эсминца.

В одной из кают по левому борту сидел капитан-лейтенант с механическими молоточками на погонах и что-то писал в какой-то огромной ведомости.

Увидев меня он встал, и вежливо спросил: «Вы ко мне? Капитан-лейтенант Малышев – командир БЧ-5 эскадренного миноносца «Спокойный»»

Я не хотел отнимать у него время, и вежливо представился из коридора: «Капитан-лейтенант Блытов – назначен к вам командиром БЧ-4».

Он почему-то обрадовался этому, и выйдя в коридор стал с жаром трясти мне руку и приглашать к себе в каюту: «Ну что ж ты заходи – не стесняйся, давай будем знакомиться. Меня зовут Николай, а ты как тебя величать?»

«Меня Виктор! Да ладно потом познакомимся, мешать не хочу – ты же работаешь. Мне бы в КПС попасть на свою БЧ посмотреть»

«Да ладно успеешь еще со своими пообщаться. У тебя там мичман деловой Жаров. А мне ты не мешаешь, тем более я уже закончил с отчетом. Давай садись» и он с силой втолкнул меня в каюту и усадил меня в свободное кресло.

«Где служил-то, что натворил? К нам за что?» - он вытянул ноги, и приготовился слушать.

«Вот черт у них тут одни наказанные и списанные. То есть что бы к ним попасть надо обязательно что-то натворить» - подумал я.

 «Служил на «Киеве» командиром дивизиона радиосвязи, назначен к вам на должность командира БЧ-4 – моя первая самостоятельная должность. Вроде ничего не натворил»

«Да ладно – это ты командиру и замполиту расскажешь. Ничего не сделал бы так на новых «Исаченкове», «Тимошенко» или «Юмашеве» служил бы. А мы знаем – вся эскадра говорит, что вы там бузу с выборами устроили и теперь вас по всем кораблям не плавающим раскидывают» - блеснул он знанием обстановки – «Но ты особо не расстраивайся у нас здесь тоже нормальные люди служат, в море не ходим – не на чем  – чаще будешь дома бывать. К нам еще заслужить надо что бы попасть. У нас тут люди все нормальные. Ну кроме начальника РТС, но тот сам себе на уме».

«А ты чем заслужил? Что ты натворил?» - усаживаясь в кресле поудобнее, спросил его я. Тем более он сказал, что одного выпуска со мной. Только закончил Пушкинское училище.

«А все просто я на крейсере служил на «Невском» командиром дивизиона движения. Матрос турбину загубил – вот я и здесь. Виновный-то должен быть и ответить по всей строгости революционных законов. Давай лучше за знакомство по одной» - и он достал из сейфа бутылку, два стакана и «традиционные» две баранки.

«Да я только от Мамая – он тоже предлагал» - стал я отказываться, но с интересом посмотрел на него.

«У нас не принуждают. Хочешь пьешь – хочешь не пьешь. За тебя и твою службу на «Покойном». Что бы все было хорошо» - он поднес мне свой стакан.

Я щелкнул по стакану внешними фалангами пальцев - вместо чоканья (как принято на флоте), и он выпил спирт - слегка поморщившись, затем понюхал одну баранку, и покрутил на пальце вторую.

«Да у них здесь на корабле ритуал, как по Соболеву в «Капитальном ремонте» - подумал я – «Все по классике. Ну дают»

Слегка повеселев он стал рассказывать мне про Мамая.

«Мамаю уже 38 лет. Через два года на пенсию. Умница – артиллерист от Бога. Лучше его никто не собьет пикирующую мишень артиллерий. Пожалуй последний настоящий артиллерист на эскадре. Закончил Фрунзе артфак с красным дипломом».

«Да вы что здесь все с красными дипломами?» - перебил его я.

«Ну, штурман и старпом еще. Остальные по моему нет» - серьезно ответил он мне – «А ты что думаешь здесь шушера служит какая? Здесь все нормальные парни и отличные специалисты. Но у каждого свои тараканы водятся – поэтому мы здесь»

«Так вот Мамай служил тоже на крейсере командиром дивизиона универсального калибра. Списан к нам после каких-то главкомовских стрельб, когда крейсер получил за отлично проведенные стрельбы по пикирующей мишени приз Главкома, и занял первое место в ВМФ. За отлично проведенные стрельбы начались поощрения. И хотя Мамая как непосредственного исполнителя представили к «Красной звезде» почему-то награды за стрельбы получили замполит корабля, замполит БЧ-2 и мичман – старшина писарей, да на берегу начальник отдела кадров и кто-то еще уж из совсем непричастных»

Я внимательно слушал его. Мне приходилось видеть то же самое на «Киеве». Когда за освоение новой техники награждались не непосредственные исполнители не спавшие неделями и месяцами, не летчики героически осваивавшие новую среду, а замполиты и писаря. Это и было одной из причин почему в 1977 году мы (несколько офицеров) отказались голосовать на выборах в депутаты горсовета за нашего парторга (бывшего замполита БЧ-4) Васю Дармохлебова, награжденного за освоение новой техники орденом «Знак Почета», который кстати даже не имел высшего образования. Было там и еще много чего, но разгневанное командование расправилось жестко со всеми участниками протеста.

«Весь корабль негодовал, понимая несправедливость» - продолжал свой рассказ командир БЧ-5 – «А Мамай человек спокойный ничего не сказал, закрылся в каюте и запил на целую неделю. Командир к нему приходил, флагманский артиллерист – уговаривали прекратить пить. А он ни в какую  – обидели человека - сволочи. В конце концов недели через две «награжденные» замполиты до него добрались и со всей пролетарской ненавистью расправились, как смогли  - со строгим выговором по партийной линии отправили служить сначала на «Оживленный» 30-ого проекта - ну а командир и флагманский артиллерист как не старались ничего не смогли сделать. А на «Оживленном» тоже самое – стрельбы – приз Главкома и опять награждение непричастных и наказание невиновных. Хан психанул и в резкой форме сказал НАЧПО, все что думает об этих награждениях и замполитах. Его исключили из партии и к нам на «Покойный», как «декабриста», когда корабль переходил с Балтики на Север. Вот он здесь и дослуживает теперь до пенсии. Замполитов не переносит на понюх».

«А он что действительно родственник хана Мамая? Почему вы его так называете?»

«Ну во первых не мы, а он сам себя так зовет. А хан он или нет не знаю, знаю что хохол и под Борисполем у него свой хутор – спит и видит, когда расстанется с этими северами, оденет на голову брыль и пойдет на пруд карасей ловить с внуками. У него старшая дочь уже замуж вышла за мичмана со штаба флота и он скоро внука ждет».

У меня только родились две дочери, и я с уважением подумал про командира БЧ-2, который оказывается скоро дедом будет.

«Ну ладно – теперь ты про себя рассказывай за что к нам» - попросил он – «За что к нам списали? К нам просто так не посылают служить. Если не пьешь, не провинился в чем - значит у тебя должен быть какой-то скрытый порок, если конечно не те выборы. Признавайся – все равно узнаем»

«Да не в чем мне признаваться» - обиделся я, но рассказывать ни про что не хотелось, хотя я понимал, что все равно узнают – «Комбриг предложил и перевели».

«Нет в жизни ничего так просто не бывает. Просто так даже бабочка на бабочку не залезет. Ну не хочешь говорить - не говори. А ты готов вечером представляться нашей кают-компании по поводу назначения на должность».

 «А что надо для этого сделать? Расскажи - я не знаю как на эсминцах, какие здесь правила? Что мне надо. У нас просто стол в каюте накрывали для друзей»

«Конечно у вас там офицеров человек триста – всех не пригласишь. А здесь просто. Заведующий кают компанией мой замполит - старший лейтенант Бойцов Саша. Он сегодня дежурит по кораблю – ты его наверно видел. Замполит на сходе постоянно – у него жена молодая хочет его видеть каждую ночь – вот Бойцов и сидит как бобик на корабле и проводит линию партии. Парень неплохой не из замов. Ну а мне неплохо – мои архаровцы присмотрены каждый день, могу и расслабиться немного».

«А у Бойцова жена что не молодая? Он не хочет ее видеть каждую ночь?»

«Молодая конечно и у него и у старпома. Но командир и замполит – это отдельный рассказ. Пользуясь своей властью и положением они сходят каждый вечер, а вот сегодня видишь вторник, а их даже утром нет. В лучшем случае раз в недельку посидят вечерочком, а так за них Боря Волочков по кличке «Бурун» – старпом и Саша Бойцов сидят. Когда командир и замполит на корабле – это все – это служба, это разборки, дурдом и т.д. Мы радуемся, что их почти не бывает на корабле, а вот Боря и Саша – ну за всех и страдают».

«В общем ты по поводу представления подойди к Саше – скажи что сегодня будешь представляться и все - дальше он сам все сотворит. И стол в кают компании накроет и всем обеспечит - классный парень. Только на спиртное денег дашь, а он уж сам закупит. На представлении «шило» не проходит. Коньяк или водка нужны».

«А как же с замполитом такие дела решать. Ведь заложит» - спросил я сильно сомневаясь стоит ли вмешивать в офицерские дела замполита.

«Он свой парень. Не из Киевского политического – а из матросов он и с ним можно нормально решать все проблемы – не заложит. В общем он в нашей комании нормально ужился. Служил он матросом на ракетных катерах в Гранитном – был секретарем комсомольской организации. Ну и остался на сверхсрочную, затем в мичмана и его на эскадру перевели в Североморск – поближе к жене. А у него в ДОСААФе связи большие были – он права на машины всем сделал от комбрига до начальника кадров – вот ему в качестве платежа лейтенанта и присвоили по замполитовской линии. В море он особо ходить не хочет, а потом какие-то шуры-муры крутит постоянно здесь своему руководству по обеспечению правами – вот  его на «Покойном» и держат, а он вроде доволен. Порядочный парень никогда никого не заложил. Ты к нему подойди, а я пока вздремну до обеда» - и командир БЧ-5 зазевав полез в свою койку, и задернул занавески, отгородился от внешнего мира.

Я посидел еще немного в его каюте: «Ничего себе служба на эсминцах. Никто не ловит их - сами себе хозяева. Хотят спят- хотят работают. На «Киеве» все на так было. Но это первое впечатление. Посмотрим что дальше. Но пока как в «Капитальном ремонте» и сон «сквозьнячок» до обеда и с баранками интересно придумали».

Я тихонько прикрыл дверь, и отправился к рубке дежурного по кораблю.

Светловолосый старший лейтенант с повязкой «Рцы» на рукаве шинели грустно сидел в рубке дежурного и вместе с рассыльным они слушал анекдоты, которые рассказывал горнист. Рядом с рубкой стояли несколько матросов и все оглушительно смеялись. Увидев меня, они молча посторонились. Старший лейтенант, увидев меня вышел из маленькой рубки.

«Ну что познакомились с Ханом?»

«Да и не только с Ханом, но и с командиром БЧ-5. Кстати меня Виктором зовут»

«Александр. Александр Бойцов. Замполит БЧ-5»

«Можно Сашей называть?»

Он кивнул головой, понимая, что у меня к нему какое-то дело. Мы отошли в сторону к борту. Из рубки дежурного разносился смех матросов. Но потом раздался сигнал горном и команда горниста по верхней палубе: «Окончить проворачивание оружия и технических средств. Команде приготовиться к занятиям по специальности».

«Ничего себе офицеры спят, а служба идет. Нет эсминец не крейсер и здесь пожалуй поинтереснее. Горнист командует и все правильно в соответствии с командными словами и по времени отлично» - подумал я мне здесь начинало нравиться уже побольше, нежели на «Москве» и «Киеве».

«Мне хотелось бы, соблюдая флотские традиции, представиться офицерам как положено и накрыть стол. Как это принято и делается на вашем корабле?» - спросил я Сашу.

Саша весело заулыбался: «Ну на ужин накроем стол в офицерской кают-компании. Вы давай мне рублей 30, а остальное я все решу. Тебе останется только представиться».

«Стол в офицерской кают-компании накроют. Вот здорово. Мы там прятались по каютам на крейсерах, а здесь все как в «Капитальном ремонте» и прятаться не надо и стол накроют и мне ничего тащить не надо из дома» - подумал я и отдал Саше запрошенные 30 рублей.

«Я хочу с БЧ-4 познакомиться – пока есть время. Сейчас занятия по специальности. Может вы дадите рассыльного, и он меня в КПС (командный пункт связи) проводит, а то я тут у вас ничего не знаю» - попросил его я.

«Михайлов – проводи капитан-лейтенанта в КПС и заодно вызови ко мне Айвазяна из кают-компании» - приказал рассыльному Саша, и пожав мне руку, занялся своими дежурными делами или слушанием анекдотов. Тем более, что он оставался старшим из оставшихся в строю офицеров на корабле.

Рассыльный быстро побежал вперед, изредка оглядываясь назад успеваю я за ним или нет. Мы прошли мимо кают-компании и спустились по какому-то трапу. Из каюты под трапом вышел какой-то старший лейтенант с инженерными молоточками на погонах. Он посторонился пропуская нас на трапе.

«Старший лейтенант Фетисов – командир машино-котельной группы. Иду на занятия по специальности» - представился он мне видимо приняв за проверяющего и обратив внимание на мои инженерные молоточки.

«Ваш новый командир БЧ-4 капитан-лейтенант Блытов. Можно просто Витя» - в тон ему ответил я улыбаясь.

«А я думал проверяющий с эскадры по мою душу. У вас молоточки на погонах – принял за нашего» - ответил он с открытой и приятной улыбкой – «Заодно я здесь и секретарь партийной организации. Если на учет будете становиться, то заходите перед обедом ко мне с партбилетом. А зовут Михаилом».

«Да нет я пока беспартийный, но перед обедом зайду поговорить обязательно. Подскажите может что надо что бы в партию вступить» - сказал я подумав, что действительно пора вступать в партию, иначе службы не будет нормальной. Во всяком случае надо поговорить и узнать что и как.

Мы пожали друг другу руки, и он побежал по своим механическим делам.

Рассыльный стоял рядом молча слушая нас, а затем показал мне на каютную дверь в этом же отсеке напротив каюты Фетисова: «КПС. Ну дальше вы сами. А вот каюта старпома»

И он показал мне на дверь рядом с КПС-ом и  побежал вверх по трапу вниз.

-

Вечером в каюте-компании вестовые накрыли праздничный стол. На столе гордо стояли несколько бутылок водки и бутылка коньяка. Стол ломился от яств, накрытых лучшим поваром лучшего армянского ресторана «Ереван» Арменаком Айвазяном. Арменак гордо стоял в своем закутке.

Мы сидели за центральным столом с уже проснувшимся и слегка одутловатым старпомом Борей Волонковым по кличке «Бурун» и все-таки пришедшим на запах выпивки штурманом Сашей Голицыным, командиром БЧ-2 Мамаем, его командиром группы Юрой Ткаченко по кличке «Малыш», командиром БЧ-5 Колей Малышевым, и механическим групманом Мишей Фетисовым.

«Товарищ капитан 3 ранга как вам сегодня мое мясо» - спрашивал услужливый кок офицерской кают-компании старшего помощника, стоя у нашего стола.

«Отлично Арменак. Лучше и не пробовал. Что мы будем есть, когда ты уйдешь. Может на сверхсрочную лет на пять»

«Нэт ныкак не могу. Нэвеста в Эреване ждет. Да и дэло там свое – нэ могу бросыть»

Когда кок вышел, я встал и представляться: «Товарищи офицеры капитан-лейтенант Блытов. Представляюсь по случаю назначения на должность командира БЧ-4».

Все радостно поднимали стаканы за нового члена экипажа и я почувствовал, что все что они говорят – говорят искренне и от души. Я понял, что я дома и корабль «ПОКОЙНЫЙ» моя семья на ближайшие годы.

Ну а потом начались флотские байки. Такого я никогда до этого не слышал. Рассказывали одни капитан-лейтенанты и старпоим. Один заканчивал и подхватывал другой. Молодые лейтенанты и старлеи сидели с упоением слушали, как старпом и командиры боевых частей рассказывают флотские истории. Причем не одна история не повторялась. Если рассказывали о ком-то из присутствующих за столом, то рассказ был корректным и не обидчивым.

За столом я узнал много нового о своем корабле и всех членах его экипажа.

Вечер удался на славу. А на следующий день я познакомился с командиром и замполитом.

Командир корабля практически не пропускал ни одного схода а при каждом обращении старпома за разрешением на сход гордо цитировал ему статью Корабельного устава, где было записано, что исполнение старпома своей должности несовместимо с длительным пребыванием на берегу. После этого собирался на берег, а старпом закрывался в своей каюте и пил горькую. Но все это я узнал потом.

Но впереди на «ПОКОЙНЫЙ» ждал последний парад, а об этом потом.