1.JPG (1890 bytes)2.JPG (3154 bytes)

NAME.GIF (4298 bytes)
PR.GIF (5416 bytes)

Novoros1.jpg (27351 bytes)

text.gif (23538 bytes)

Флаг организации

На главную страницу


Романов Ю.Н.
капитан 1-го ранга запаса.

ЗАСЕЛЕНИЕ ЭКИПАЖА НА АВИАНОСЕЦ

        И настал день… Заселение экипажа нового советского авианесущего крейсера на свой, сразу ставший для всех родным и самым лучшим во всём флоте, корабль проходило в несколько этапов. Сначала заселилась часть электро-механической боевой части, в основном, дивизионов живучести капитан-лейтенанта Сергея Юдина и электротехнического дивизиона старшего лейтенанта В.Кондрашова. Они помогали заводским рабочим заканчивать монтажные работы, убирать временные кабель-трассы освещения, трубопроводы сжатого воздуха и временной пожарной магистрали по ходу ввода в строй штатных коммуникаций и приёма на них нагрузки. Готовили бытовые устройства – умывальники команды, гальюны, души к приёму первых «посетителей». Вторым эшелоном заселялись представители службы снабжения капитан-лейтенанта Валерия Чурсина и по несколько человек от каждой боевой части. Их задачей была приёмка от промышленности и подготовка камбузов, продовольственных кладовых, столовых команды и кубриков к обеспечению жизнедеятельности всего экипажа, получение матрацев, подушек, одеял, постельных принадлежностей на весь экипаж. Но всё это была малая часть экипажа, человек 100, не больше. С 1-го сентября 1981 года на «Новороссийске» начались заводские швартовые испытания. Это тот этап рождения нового корабля, когда весь экипаж должен был жить на корабле и принимать участие в испытаниях. Но основную часть личного состава командир корабля капитан 1 ранга Борис Пантелеевич Черных, по согласованию с главным ответственным сдатчиком авианосца Игорем Николаевичем Овдиенко, принял решение заселять разом, в один день, чтобы, по возможности, сократить период неразберихи и безвластия, которые всегда присутствуют при низкой готовности жилых и служебных помещений, при отсутствии полноценной системы обитания.

Погрузив, предварительно, своё имущество – вещевые аттестаты в вещмешках, заведённую документацию, упакованную в морские чемоданы, уже имеемое в экипаже шкиперское и прочее снабжение на грузовые автомашины, весь личный состав был выстроен на плацу военного городка. После тщательно проведённой поверки и напутственных слов командира бригады строящихся кораблей и командира авианосца, экипаж перестроили в линию ротных колонн. Во главе каждой роты стояли шеренги офицеров и мичманов. И под бравурные звуки корабельного оркестра начался незабываемый, исторический марш из военного городка, через весь город Николаев на Черноморский судостроительный завод.

Погода была не по-октябрьски солнечная, радостно чирикали воробьи на пыльной мостовой, в пожелтевшей листве   деревьев ворковали горлицы, весело звенели незабываемые николаевские трамваи, а вдоль трамвайных путей бойко журчала речка, бегущая из давным-давно прохудившегося водопровода, до ремонта которого у отцов города никак не доходили руки.

Проходя мимо общежития на углу улиц Чигрина и Садовой, оркестр с воодушевлением грянул «Прощание славянки». На балконы высыпали жёны офицеров, дети из дворика выбежали на улицу. Женщины махали руками вслед, с тоской понимая, что кончается казарменная вольная жизнь и начинается привычная, корабельная, без ежедневных сходов на берег, без регулярных  посещений пляжей и ресторанов, без прогулок по вечерней николаевской набережной. Дети постарше маршировали рядом с колонной по тротуару, помладше – плакали рядом с мамами, догадываясь, что уходящие папы не скоро снова поведут их в чудесный николаевский зоопарк есть мороженое и смотреть на жирафа. Ведь теперь недалёк тот день, когда авианосец уйдёт на заводские ходовые и государственные испытания, отняв у семей на целых полгода мужей и отцов.

Колонна, стараясь идти в ногу, бодро шагала то под звуки оркестра, то, когда тот отдыхал, под гулкие удары полкового и ритмичную дробь малого барабанов. Путь пролегал по знакомому до боли маршруту, от одной пивной точки до другой. Чем-чем, а пивными ларьками Николаев изобиловал и пивом своим славился. И ежедневные походы на завод и обратно неизменно проходили «рекомендованным курсом». Как ни пойдёшь – через железнодорожный вокзал, или по Чигрина – везде пиво, пиво, пиво, и солёная килька в газетных, как из под подсолнечных семечек, кулёчках. Где расстояние между пивными ларьками было велико, более пятидесяти метров, стояли пивные автоматы, изготовленные по типу автоматов по продаже газированной воды. Только принимали они не одну или три копейки (газвода «без» или «с сиропом»), а 10 или 20 копеек (стакан или кружка пол-литровая). Наверное, ни один город страны не мог похвастаться таким обилием пивных точек и такой популярностью народного напитка. Пройти мимо такого настойчивого предложения было невозможно. А вот теперь, офицеры, с тоской глотая слюну напротив каждого, до боли знакомого «ориентира», шли маршем мимо… Головы сами одновременно поворачивались в сторону заветного места, и, казалось, что шеренги дружно выполняют беззвучно поданную команду «Равнение – направо (налево)!».

И вот, наконец, большое белое здание со стеклянным вестибюлем – главная проходная и заводоуправление ЧСЗ. На фронтоне – барельефы орденов, которыми награждён завод, в том числе орден Красного Знамени Украинской Республики.            

Для прохода колонны экипажа открыли железные ворота грузового въезда, расположенного слева от здания. Ещё минут пятнадцать марша по заводским улицам-проездам мимо производственных мастерских и цехов, через железнодорожные пути, оставив слева большой открытый стапель с возвышающимся на нём, почти готовым к спуску, корпусом четвёртого нашего собрата – авианосца «Баку», колонна экипажа вышла на достроечную набережную, в ковше которой, ошвартованная правым бортом, окрашенная коричневого цвета железным суриком, пока соединённая с причалом, словно   десятками пуповин, переплетениями трубопроводов и кабель-трасс, возвышалась громада «Новороссийска». Его махина, несмотря на то, что каждый уже неоднократно побывал на нём, внушала этакий благоговейный трепет, преклонение перед мощью созданной человеческим разумом боевой машины.

Остановив строй резко поданной командой «Стой!», старпом капитан 3 ранга Евгений Яковлевич Литвиненко повернул экипаж лицом к кораблю. Перестроив личный состав по боевым частям, службам и командам, вновь   провели тщательную по-личную поверку. Затем, разобрав свои вещевые мешки и морские чемоданы с документацией с автомашин, матросы и старшины были заведены на корабль в кубрики. Уже несколько дней как стоял дежурный по кораблю и неслось корабельное дежурство. Экипаж на площадке правого трапа, у рубки дежурного встречал первый дежурный по кораблю командир дивизиона ангаро-палубных механизмов авиационной боевой части капитан-лейтенант Евгений Дударев. Невозможно описать, как невероятно трудны были эти первые дежурства! Неразбериха, бестолковщина, слабое знание корабля той частью экипажа, которые не прошли стажировку на однотипном, головном авианесущем крейсере «Киев». Из рубки дежурного по корабельной трансляции порой подавались такие команды, что не ясно было – смеяться или плакать, или куда-то бежать… За «соску» микрофона хватались все, кому не лень. Бригадиры, повторяя каждую фразу по два раза, пытались разыскивать своих пропавших куда-то работников. Строители и ответственные сдатчики, хрипя в микрофон сорванными от крика голосами, взывали к совести безответственных контрагентов из необозначенного на географической карте страны, затерянного в далёкой тайге, или необъятной степи, никому ранее неизвестного, засекреченного городка. Офицер по вещевому снабжению старший лейтенант Ефремов настойчиво, в десятый раз, предлагал личному составу боевой части связи получать матрацы в ангаре. Но то ли связисты не знали, как пройти в ангар, то ли у них в кубриках ещё не работала громкоговорящая связь, предложения получить матрацы звучали и звучали, забиваемые командами командира корабля, разыскивающего ответственного сдатчика, зовом замполита капитана 3 ранга Соколова Рудольфа Сергеевича, уже потерявшего надежду собрать в каюте своих заблудившихся политработников. Вся эта какофония била по мозгам и создавала абсолютно нерабочую обстановку. А если добавить к этому грохот пневмомолотков, визг электродрелей, то к концу рабочего дня все устали настолько, что даже не осталось сил на сход проситься. Да и не пустили бы всё равно, так как начался десятидневный организационный период.

Первый день корабельной жизни экипажа «Новороссийска» прошёл сумбурно и запомнился плохо. Заблудившиеся и доведённые до отчаяния офицеры, мичманы и матросы нервно рыскали по кораблю, пытаясь попасть в свою каюту, кубрик, столовую, или просто в гальюн! Готовность корабля к заселению была очень высокой. Почти повсеместно были убраны временные кабель-трассы. На камбузах проведены пробные варки обедов. Работали почти все гальюны, умывальники, душевые и обе бани личного состава. Этаким «памятником» предыдущему этапу строительства корабля остался лишь деревянный ватерклозет с буквами «М» и «Ж» на кормовом срезе полётной палубы, которым продолжали пользоваться рабочие завода, в основном стропали, работающие на верхней палубе, принимающие грузы, подаваемые на корабль заводскими кранами, а также любители экстрима, желающие посидеть в раздумьях с голой задницей на двадцатиметровой высоте над мутными водами Южного Буга.

Моя одноместная, под номером 241, каюта командира противолодочной боевой части, располагалась на втором ярусе кормовой части надстройки с правого борта. Два круглых иллюминатора, задраиваемых на три бронзовых гайки-барашка, с затемнителями и тяжёлыми, также в свою очередь задраиваемыми на три бронзовых барашка, опускаемыми на иллюминаторы «броняшками», смотрели на правый шкафут в районе колонны кормового устройства для приёма-передачи сухих грузов «Струна». (Круглыми они были в отличии от предыдущих авианосцев, «Киева» и «Минска», где все иллюминаторы в каютах надстройки - прямоугольные. В процессе эксплуатации кораблей  обнаружилось, что в надстройке авианосца, из-за её протяжённости, на качке образуются напряжения в металле, ведущие к возникновению трещин, распространяющихся по кормовой части надстройки от прямоугольных иллюминаторов. Именно поэтому, в нашем офицерском коридоре второго яруса надстройки, все каюты имели привычные, круглые иллюминаторы). Над иллюминаторами проходил обходной сигнальный мостик, козырьком прикрывающий их сверху, а по обшивке надстройки, на уровне   первого и второго ярусов, шёл своеобразный «карниз», на котором мог уместиться и перемещаться по нему человек. От палубы шкафута вверх, до этого карниза, по обшивке надстройки, вдоль колонны «Струны», вёл скоб-трап. Используя все эти конструктивные особенности, можно было легко с верхней палубы попадать в каюту незамеченным, минуя её дверь, и так же легко покидать её. Что было мной и моим соседом, занимающим смежную каюту начальником химической службы старшим лейтенантом Игорем Гончаренко, оценено по достоинству. И в дальнейшем не раз выручало нас в «критических» ситуациях.

Кстати, надстройка на первых авианосцах не только трескалась, но и «отслаивалась» от палубы. Что конструкторами было учтено при проектировании последующих кораблей серии.

В каюте имелись пластиковая односпальная койка-кровать, такой же пластиковый шкаф, секретер с откидывающейся столешницей и несколькими ящичками, металлический стул с мягким сиденьем, обтянутым  искусственной кожей, привинчиваемый к палубе посредством талрепа и цепи с крюком, зацепляемым за утапливаемый в палубу рым, а также небольшой диванчик и умывальник с зеркалом, вмонтированным в накопительный бачок. Чтобы бачок не переполнялся водой, на напорной трубе стоял клапан, позволяющая набирать воду только тогда, когда давишь ладонью на его педаль. Палуба каюты была покрыта зеленоватым линолеумом. На иллюминаторах висели желтого цвета шторки. Такого же цвета шторы занавешивали койку, умывальник и одёжную вешалку за шкафом. На стул и диванчик были надеты, также жёлтого цвета, чехлы.

Освещение каюты производилось посредством двух прямоугольных подволочных светильников с лампами дневного света за молочно-матовыми пластиковыми плафонами.. Один светильник с лампой дневного света находился над умывальником, другой, аналогичный – в секретере. Кроме того в каюте имелась обыкновенная настольная лампа и маленький прикроватный светильник-ночник. Над койкой висел тяжёлый металлический сейф для хранения ключей цепи стрельбы и первичных детонаторов. Небольшой, ящичного типа сейф, для хранения документации, располагался в нижнем ящике секретера. На секретере, в штормовых креплениях размещался бытовой электрический вентилятор. А на полочке возле стоял телефон корабельной АТС. У телефона на днище вместо ножек имелось четыре присоски, предохраняющие его от падения на качке.

Под подволоком каюты, зашитом покрашенными в белый цвет металлическими пластинами, располагался, вмонтированный «заподлицо» динамик корабельной трансляции. На переборке у секретера – трёхпозиционный переключатель программ. Над койкой, у изголовья, коробочка корабельной радиосети с подвешенными на крючок наушниками. На палубе – прикроватный коврик. Небольшой коврик висел на переборке над койкой. Возле начищенного до блеска приборщиком каюты дверного комингса лежал на палубе пушистый коврик-матик, сплетённый корабельными боцманами из обрезков капронового швартовного конца.

 Всё в описываемом виде появилось в каюте, конечно, не в первый день. В первый же, не обошлось без накладок. Помощнику командира корабля по снабжению Валере Чурсину пытались всучить старое, лежалое на складах и подгнившее имущество – рваные, подмоченные матрацы и подушки, поеденные молью одеяла. За поставщиками нужен был глаз да глаз. Мне в каюту приборщик принёс офицерский (в отличии от матросского, он был несколько шире, да и рисунок ткани был повеселее) волосяной матрац. Чехол матраца оказался порванным, а внутренности – кишащими личинками моли. И вся партия матрацев оказалась такой же. Пришлось приборщику каюты заливать внутренности матраца хлорофосом и штопать чехол.

Проблемы возникли и с питанием. Понятно, что заселить тысячу человек на такую громадину – полдела, а вот наладить быт – проблема не одного дня. Кому-то на одном из камбузов не хватило супа, какому-то подразделению не досталось второго... Пришлось офицеру продовольственной службы крейсера лейтенанту Кокашинскому выдавать пострадавшим консервы. Много проблем и неясностей возникло с помывкой посуды после приёма пищи. Посудомоечные машины были новенькие, работали пока ещё исправно, но потребляли много воды и моющих средств, а матросы, назначенные в камбузный наряд по неловкости били посуду, путали, кому отдавать мытую. И в офицерской кают-компании не всё удалось с первого раза. Были жалобы на качество приготовления пищи в неосвоенных ещё коками условиях, на медлительность обслуживания вестовыми.

Но заводская администрация была довольна безмерно: впервые экипаж авианосца заселился на корабль за один день и без каких либо крупных недоразумений. Очень многое делалось на голом энтузиазме. Люди мирились с бытовыми неудобствами, убеждая себя в том, что это временно. Всем хотелось поскорее назад, на Север. Вернуться в уютные квартиры, в налаженный быт, в привычные условия службы. Да, и полуторный оклад, и «полярка», вырастающая на хорошую сумму за каждые полгода, тоже играли в этом желании не последнюю роль.

В первую же ночь на борту авианосца, после отбоя личного состава, продолжавшегося, вместо пяти минут, больше часа, командир, внезапно, построил у своей каюты командиров боевых частей и начальников служб. Была уже половина первого ночи, после трудного и суматошного дня ноги подкашивались, а глаза сами собой закрывались. Но пришлось вставать с диванчика, до которого только и донесли ватные ноги, хоть и маленького, но такого уютного, и идти на построение. Проверив наличие офицеров, командир потребовал иметь при себе записные книжки. Пришлось ковылять назад, по каютам. А затем командир повёл всех по кораблю. Нет, не с целью знакомства с «приобретённым монстром», а с более прозаической задачей: выявления и устранения замечаний и недостатков. Многие ещё неуверенно знали свои заведования, поэтому на маршруте обхода случались задержки. Маршрут пролегал по бесчисленным коридорам, тамбурам, сходам, кубрикам, бытовым устройствам. Заглядывали во все попадавшиеся на пути выгородки, вентиляторные отделения и агрегатные. Командир ревностно следил за тем, чтобы выявленное замечание записывалось «виновником торжества» - командиром боевой части, на чьём заведовании оно было обнаружено, а также, в «Журнал обхода корабля командиром», дежурным по кораблю. Обход продолжался три часа. В своей каюте я оказался только в начале пятого утра. Ложиться спать было уже поздно. Подходили к концу  только первые сутки организационного периода.

Утром на построении офицеров дежурный по кораблю зачитал выявленные замечания. Днём, после обеда, старпом принимал доклады об устранении обнаруженных «безобразий». А на следующую ночь повторилось всё то же самое. И так сутки за сутками, неделя за неделей. Ночные обходы, проводимые командиром корабля в компании командиров боевых частей, продолжались месяц. Позже они стали проводиться в дневное время, и не так регулярно. Польза от таких обходов лично для меня была неоценима – я в совершенстве изучил корабль. Но постоянные недосыпания, нервное перенапряжение от командирских придирок и, порой, необоснованных претензий, измотали всех командиров боевых частей, доведя некоторых до нервного срыва.

Чтобы мы делали, если бы не старое, испытанное и традиционное флотское лекарство от всех невзгод и болезней – «шило», помогавшее снять напряжение и расслабиться! Главное было – не увлекаться. Мы были молоды, и ничто человеческое нам было не чуждо, но в молодости меру держать трудно. На «Новороссийске» функции контроля за соблюдением этой «меры» были самовольно узурпированы политическим аппаратом, который стал не только традиционно «контролирующим органом», но теперь и «карающим»! Что самим политработникам, в большинстве своём, кстати, весьма нравилось. Но эта тема в истории становлении и жизни авианосца, особая и чересчур щекотливая.            

Так произошло долгожданное и знаменательное событие, которого мы все с нетерпением ждали. Ждали и боялись его. Ведь теперь за гордость российского флота отвечал не завод, а мы – военные моряки. И вахта на береговых сходнях стояла наша. И караул ВОХР завода больше не охранял боевые посты корабля. Офицеры, готовясь к выходу на ходовые испытания, потихоньку перевозили в каюты из комнат общежитий на Чигрина и Садовой своё движимое и «недвижимое» имущество – телевизоры, холодильники, волнистых попугайчиков. Некоторые - жён и любовниц, пристраивая их, через ответственных сдатчиков, в состав сдаточной команды завода. Как, например, офицер по спецоружию лейтенант Андрей Колесников, жена которого вселилась в отдельную каюту «специалистом по режиму». Да, и работницы завода, и «контрагентши» смежных предприятий, идущие с кораблём на испытания в Севастополь, спешили, по давней заводской традиции, создать, на период сдачи «заказа № 103», с приглянувшимися им служивыми людьми временные союзы, с целью полгода пожить, полной свободной любви и не обремененной семейными обязательствами, вольной жизнью. Имеющие жильё в Севастополе, отправляли туда свои семьи, в глубине души питая надежду на редкие встречи и семейные радости.   

 

Главной задачей и целью перед экипажем стала отработка и предъявление штабу бригады строящихся кораблей первой курсовой задачи строящегося корабля - СК-1. Без неё из завода не выпустят и к переходу в Севастополь не допустят. Командиры боевых частей утонули в ворохах бумаг и тоннах разрабатываемой документации, а вереницы нескончаемых учений и тренировок сменялись бесконечной чередой больших и малых приборок.




E-mail: gerasinv@vtc.ru
Редактор сайта: Герасин Василий Андреевич
Хостинг от uCoz